86. Исход и возвращение (Исп. А. Ванькаев)
Слова и музыка Александра Ванькаева
В зеленой форме люди в кровавых погонах
Грузили, как скот, стариков и детей.
А после черные стаи вагонов
Увозили народ мой из южных степей.
А впереди были только север и холод
И мерзлых трупов горы под снегом обочин,
Больные стоны, плач и вечный холод,
Вши за ворот, язвы и прочее...
«Дед, а ты тогда где был?» — спросил я, робея,
У него на коленях сидя лет тридцать назад.
«Воевал, внучок, себя не жалея», —
Мне историю жизни он своей рассказал.
Тогда Умань, огонь, месиво,
Потом ранения, партизанил в лесах,
Украина, подвал, пересидел невесело,
Он видел, как гибли друзья на глазах…
И там была еще совсем малая девчонка,
Он учил ее в подвале читать и писать.
Вспомнил только косы ее, да голос звонкий,
Да чего уж там… Веришь, всего не сказать…
Кстати, потом уже в мирное время покоя
Она нашла адрес и написала письмо,
Что учителем стала в сельской школе
И добром вспоминала уроки его.
Ну, а тогда с войны возвращался домой он.
Грудь в орденах, да тело в осколках,
Пальцы порублены, без глаза, уставший воин,
С костылями он ехал в село на попутках,
Зашел домой — родная калитка разбита
И лишь в загонах белые кости коров.
Кто-то шепнул, что если родня не убита,
То значит, сослали в Сибирь как врагов…
И пошел он за ними, где обозом, где пешим,
По селам Сибири бродил, по базарам.
Искал калмыков, голодал, конечно,
Укрываясь ночами гимнастеркою старой,
Искал маму, и вот однажды на рынке
Он встретил знакомых с родной стороны.
И те сказали, что где-то в таежной глубинке
Мать жива, ждет своего сына с войны…
И пошел он, хромая, дорогой лесною,
Найдя в себе силы дойти до села,
Мать бежала навстречу, кричала: «Родной мой»,
Рыдала, а он, словно, высох тогда…
Он говорил мне, а я не дышал и слушал
И мне хотелось сказать, но мешал в горле ком:
«Дед мой, я знаю, ты был самым лучшим,
Но сам не верю, что был я с тобою знаком!»
Прошли десятилетия, ушли поколения,
Но словно я сам был на передовой.
В крови моей ненависть и отвращение
К великой и страшной войне мировой.
Я повзрослел, но помню, ночами пугался.
Но пытался обнять, успокоить любя.
А он ворочался, плакал и не просыпался,
И все кричал: «Уходи, я прикрою тебя…»